Аннотации

• еще одна аннотация;
• страница на сайте элементы
• о книге на английском языке

Критика

• Рецензия Кирила  Еськова. Карандашные пометки биолога на полях книги Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ ;
• Рецензии Кирила Мартынова с сайта элементы

Отзывы

• отзыв на "сайте интереснные книги";
• рецензии читателей на сайте LiveLib;
• Отзыв Сергея Корнева  на  cайте "что читать";
• обсуждение на сайте territa.ru;
• критика на стайе balancer.ru 

Вокруг книги
Егорова и Байтеряков. Литературные витражи - советы при написании фантастики и фэнтези

 Отзывы и рецензии:
Вышла в свет первая полная биография Андрея Платонова — Павел ...
Алексей Варламов Андрей Платонов — Литература — OpenSpace.ru
Алексей Варламов. Жизнь Андрея Платонова окутывают мистика и тайна ...
Под куполом эпохи - Биография Андрея Платонова в серии "ЖЗЛ"
Книга «Андрей Платонов» - Автор, рецензии - Афиша

См. эссе Александра Долинина "Доклады Владимиpа Набокова..."  на сайте Журнальный зал

«Открывающий книгу очерк «Рубец на ноге Одиссея» задуман автором как своеобразное методологическое введение. Ауэрбах дает здесь не только тонкий анализ стиля двух древних эпических памятников, принадлежащих разным народам и векам, — «Одиссеи» Гомера и ветхозаветного рассказа о жертвоприношении Исаака. Сопоставляя тексты Гомера и Библии, он стремится на их примере выявить противоположные тенденции, постоянно проявляющиеся, по его мнению (хотя и в преобразованных формах), на разных этапах историко-литературного процесса и определяющих два главных, по оценке Ауэрбаха, различных типа изображения действительности в литературе. В поэмах Гомера рассказ течет легко и свободно, в нем отсутствует драматическое напряжение, главные и второстепенные события и персонажи освещены равномерно и обрисованы одинаково отчетливо. Но при этом у Гомера существует как бы только один — ярко освещенный — передний план. Героические события национального прошлого у него пропущены сквозь призму эпической идеализации, а там, где в «Одиссее» певец обращается к картинам повседневной, обыденной жизни, картины эти имеют мирно-идиллический характер. Внутренне сложные, противоречивые черты общества и человека тех времен остаются вне кругозора эпического певца; поскольку же Гомер порою касается их (например, в эпизоде с Терситом), он изображает соответствующие лица и характеры наивно, не подвергая их специальному, углубленному художественному анализу. С этим тесно связано и то, что главные герои Гомера — цари и герои, представители патриархальной аристократии. Жизнь более широких слоев народа не получила в поэмах Гомера особого, пристального отражения, а сам уклад жизни гомеровских героев — неподвижен. Он воспринимается Гомером не как нечто временное, исторически преходящее, а как строй жизни, данный людям от века, не вызывающий у них сомнения и не заключающий в себе чего-либо загадочного или проблем этичного.
Иной характер свойствен, по Ауэрбаху, изображению лиц и событий в Ветхом завете. Мы не найдем здесь классической гомеровской прозрачности, ясности и отчетливости; события в ветхозаветном предании часто недостаточно мотивированы, между ними нет связи и переходов, внешний облик, переживания, поступки людей то ярко освещены, то тонут во мраке. События, стоящие в центре рассказа об Аврааме, разыгрываются в сфере повседневной, семейной жизни, и действуют в ветхозаветных книгах нередко не цари, а пастухи и горожане. И в то же время своеобразный «натурализм», интерес к обыденному и повседневному, совмещается в ветхозаветном эпосе с особой акцентировкой трагических и проблематических сторон человеческого бытия, с обостренным интересом к его «концам» и «началам», а также с выдвижением «высшего», мистического и провиденциального смысла происходящего.
Различие в изображении и трактовке человеческой жизни в гомеровском и ветхозаветном эпосе Ауэрбах объясняет различием не только мифологии, религии и культуры, но и общественного строя. Общественный фон гомеровского эпоса — своеобразная, законченная форма социальной структуры, развитая и по-своему зрелая цивилизация, где отсутствует, однако, более глубокая социальная динамика: перед нами устойчивый строй жизни — цари и простые воины, свободнорожденные и рабы; ощущение глухих внутренних социальных сдвигов, подпочвенного движения низов, отражение их настроений у Гомера отсутствуют. В ветхозаветном же эпосе и в книгах пророков общественный фон иной. При более примитивной ступени развития общества и культуры здесь сильнее ощущение динамики, глухого подпочвенного низового социального движения, и именно это в конечном счете дает иной тон всему изображению.»
Г. Фридлендер, из предисловия к "Мимесису"

«Имре Кертес — великий писатель; вероятно, Нобелевскую премию он получил бы и в том случае, если бы писал не на таком маленьком языке, как наш (венгерский.— Ю. Г.), а, скажем, по-английски».

Я начал свою статью этой цитатой по одной простой причине: примерно так же я сам собирался ее начать. А поскольку Эндре Бойтар опередил меня, то мне остается лишь привести его слова.
Утверждение Бойтара можно было бы повернуть, придав ему такой вид: присуждение писателю Нобелевской премии — это как бы вручение свидетельства (диплома, сертификата) о величии. Наверное, у Нобелевского комитета бывали ошибки: там ведь, как говорится, тоже люди сидят; однако несомненная, никем не оспариваемая престижность Нобелевки тоже о чем-то свидетельствует — не в одной же солидной сумме дело!
С приведенными (и в полной мере разделяемыми мною) словами Э. Бойтара как будто не очень согласуется тот факт, что весть о присуждении Нобелевской премии Кертесу, хотя и вызвала в Венгрии фурор (ведь в его лице венгерская литература, литература — это я говорю со знанием дела — зрелая, богатая, полнокровная и во многих своих достижениях достойная того, чтобы войти в золотой фонд литературы европейской и мировой, но по несчастному стечению обстоятельств, из которых чаще всего упоминается пресловутый «языковый барьер», все еще недостаточно известная в мире,— впервые получила столь высокое международное признание), однако в хоре откликов на это, действительно незаурядное событие звучали разные, не всегда восторженные голоса[...]
В чем тут причина? Вероятно, прежде всего в том, что Кертес пишет на тему, которая нынче в наших краях мало популярна даже в среде интеллигенции. Знаю это по собственному опыту: когда я предлагал книги Кертеса для перевода и издания, реакция сводилась к тому, что, мол, ну сколько, сколько же можно об этих концлагерях!..
Пока что в Европе со своим неприглядным прошлым более или менее полно рассчитались лишь немцы. Вероятно, поэтому Имре Кертес с его «несалонной» темой больше известен в Германии, чем у себя на родине. Его произведения, кажется, до последней строчки переведены на немецкий; немцы же выдвинули его и на Нобелевскую премию. Да и живет он (оставаясь гражданином Венгрии) больше в Германии и Австрии.
Впрочем, живет он там не только потому, что там ему лучше. Но и потому, что ему хуже — в Венгрии. В интервью, данном газете «Die Zeit» спустя несколько дней после решения Нобелевского комитета, он говорит, что, собственно, чувствует себя в некотором роде изгнанником."
Юрий Гусев, "Знак Освенцима" http://noblit.ru/content/view/256/33/

* * *

"Мало кому известно, что Имре Кертес еще в 2001 году был вторым в списке потенциальных лауреатов Нобелевской премии в области литературы. И если в прошлом году он сумел получить эту высочайшую награду, то — ни в коей мере не умаляя неоспоримых достоинств его произведений — следует все же сказать, что отчасти этот успех был предопределен и венгерской экспозицией на франкфуртской книжной ярмарке, и немецким издателем Кертеса, и прежде всего — тем вниманием, с каким отнеслись к нему в Германии[...]
Если задаться вопросом, кто получил Нобелевскую премию, то пишущий эти строки может ответить однозначно: конечно, Имре Кертес и через него — вся венгерская литература и культура в целом. И если этот ответ не является чем-то само собой разумеющимся, то причину тут следует искать в том духовном и актуально политическом контексте, с учетом которого только и можно интерпретировать данное событие[...]
В Венгрии всегда склонны были рассматривать это именно так, и за этим кроется негласное мнение, согласно которому любое литературное достижение — не результат усилий одного человека, а заслуга всей литературы, которая создается на языке данной нации. Отождествление творчества писателя с национальной литературой в восточноевропейских странах основывается на том, что писатель, получивший легитимное право говорить от имени нации, всегда является выразителем самых заветных устремлений и чаяний этой нации. Однако это отнюдь не означает, что писатель при этом должен восхвалять свою нацию, свой народ. Лучшие венгерские писатели никогда не отступали от радикально-демократических традиций, в то же время принимая во внимание и прошлое нации, и ее менталитет. И хотя можно сказать, что сейчас сбылась наконец давняя мечта культурной общественности Венгрии, не следует забывать и того, что в данном случае Нобелевскую премию получил человек, чье отношение к своей стране, мягко говоря, оставляет желать лучшего[...]
По мнению одного из ведущих литературных критиков, в этой Нобелевской премии заключено мудрое послание восточноевропейским странам, гласящее о том, что они вновь получили шанс взглянуть на себя со стороны, соприкоснуться со своим прошлым, со своей историей[...]
Мы же оцениваем реальную пользу присуждения столь высокой премии венгерскому писателю не в масштабах страны, а в рамках литературы. И разделяем точку зрения Петера Эстерхази, младшего коллеги Кертеса, который сказал: «Увидев садовника [Кертес — по-венгерски „садовник“.— И. Н.], захочется видеть и сад… и от этого венгерская литература только выиграет».
Иштван Надь, "От вынужденной участи - к выбору судьбы" http://noblit.ru/content/view/292/33/

Приложение

Жан Амери в википедии http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%96%D0%B0%D0%BD_%D0%90%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B8